I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
На этот раз уже из собственных закромов )
пояснение для всехЭтот текст, как нетрудно догадаться, сочинился прошлым летом в Хорватии, на острове Хвар, но концовкой, даже хотя бы такой невразумительной, как сейчас, долго не обзаводился и болтался наполовину в компьютере, наполовину в тетрадке. А тут вдруг закончился и решил внести посильную лепту в дело вдохновения на летние планы. А поскольку я валю в дайрик практически все выбросы своего сознания, то пусть будет и он.
пояснение для Птица синица и NEKOshka - старое Дорогие Птичка и Некошка, раз уж я вас обеих зову гулять летом, решила поделиться не очень осмысленным текстом, который большей частью родился как раз там, куда зову ) Это не полноценная сказка, а какая-то зарисовка вышла, но уж что вышло. Я тут на днях её подправила маленько, и вот. Приврала в тексте только про саму деревню - она не такая тихая и крохотная, да и городок это, на самом деле, который я "склеила" с соседним. А ощущения от природы - все как есть.
собственно текст очень страшной истории
Чёрное полотенце
Страшная история
Соседей сверху мы, как приехали, не видели ни разу. Только чёрные полотенца на белых перилах балкона и машину с румынскими номерами, практически не покидавшую отведённого ей парковочного места у дома. Соседи справа – симпатичная австрийская пара, прибывшая на отдых с собственной бахромчатой скатертью и синим фарфоровым молочником – обменялись с нами обычными любезностями о погоде и почти сразу съехали, передав нам в наследство все свои буклеты и путеводители по окрестностям. В белом доме с зелёными ставнями остались мы с мужем, остромордая, остроухая, желтоглазая кошка с котёнком, невидимые владельцы готичных полотенец и, конечно, наша хозяйка, пожилая хорватка Боница, с впечатляющим набором ситцевых халатиков и куда меньшим – английских слов. Такая обычно представляется интернациональным «мама», пока её рослый, взрослый бородатый сын одной рукой втаскивает твои чемоданы на второй этаж.
Место выбирала я, по путеводителю. Муж, как всегда, бросил меня в этом на произвол судьбы, потому что предпочитает не нести никакой ответственности за организацию нашего отпуска и, следовательно, не быть виноватым ни в каких провалах. Что, конечно, не мешает ему выражать труднодостижимые и нередко взаимоисключающие пожелания в процессе.
Впрочем, на этот раз, как мне казалось, я превзошла сама себя. Рыбацкая деревушка, деликатнейше тронутая экотуризмом и парусным спортом, на острове, где выращивают оливки, лаванду и розмарин. Красная черепица, зелёные ставни и светлый местный камень, словно пропитанный солнцем; конфетно пахнущие белые и розовые олеандры; душистое месиво из переспелого жёлтого инжира под ногами; рощи витиеватых сосен на оранжевых камнях, прямо с полотен Сезанна; запах нагретой смолы; непрерывное тарахтенье цикад. И море, конечно, ради которого и ехали, прозрачное, как хрусталь, чуть заметно переходящее от бирюзовой зелени к бирюзовой голубизне там, где дно вдруг резко падает вниз, на недосягаемую глубину, но всё равно остаётся видимым в мельчайших деталях.
Я бы, наверное, будь я одна, потратила пару дней просто на то, чтобы всё вокруг как следует перенюхать: и сосновую смолу, и морскую соль на камнях, и листья лимонного дерева под балконом, лавр вдоль дороги, сладкий вереск и неизвестные мне пряные травы... Но мой муж – человек более практичный, поэтому составил несколько другую программу ознакомления с местностью: кофейня, булочная, таверна, супермаркет (если и сюда проникла эта зараза).
Мы всё нашли без труда – карту Мало Гробле можно запросто нарисовать пальцем на ладони – и только остались в некотором недоумении по поводу удивительного в разгар сезона безлюдия. Наш пансион был расположен за чертой деревни, в целом квартале похожих бело-зелёных или розово-белых, или кремовых, или апельсиновых домов в обязательном облаке цветущей бугенвиллеи, явно предназначенных на сдачу летним гостям. Должны же все эти гости куда-то деваться днём, раз уж и каменистое побережье тоже приятно свободно – выбирай себе любую сосну, чтобы повесить одежду и пакет с ванильными пончиками (этот местный деликатес мы оценили сразу), и любой плоский белый камень поближе к воде, чтобы обсыхать после купания, чувствуя, как на коже, особенно в ложбинке спины, хрустко проступает адриатическая соль. Конечно, другие отдыхающие нам попадались и на берегу, и в булочной, и у лотков с сушёной лавандой, свежим инжиром, оливковым маслом и домашними винами, но как-то явно недостаточно, чтобы оправдать всю наличествующую инфраструктуру.
Чёрт с ней, с инфраструктурой (и слово-то какое, совсем не отпускное), решили мы, нам же лучше. Впрочем, поначалу было всё списали на буру – назойливый северо-восточный ветер, подпортивший нам самый первый день. Но бура подула и утихла, сметя скатерти со столов на террасах домов и кафе, а народу так и не прибавилось. Рай, да и только. Мы не из тех, кто на отдыхе стремится завести новые знакомства, чтобы вместе ходить по вечерам в ресторан и брать напрокат лодки и пляжные зонтики. Да и по ресторанам мы почти не ходим. Что в Мало Гробле было, пожалуй, кстати, потому что изучение меню нескольких имеющихся таверн выявило досадное однообразие: томатный суп, паста с кальмарами в чёрном соусе, ризотто с чернилами каракатицы, рыба, запечённая в томатном соусе. Когда в одном из заведений, где неплохо говорили по-английски, я поинтересовалась чесночным супом, коронным, по уверениям путеводителя, блюдом местной кухни, на меня посмотрели почти с сожалением и покачали головой. Ну, это тоже не беда – готовить я люблю и умею, свежие овощи и рыбу тут продают на каждом шагу, и в нашей квартире есть отлично оснащённая кухонька и столик на террасе с видом на ряд черепичных крыш на соседней улице, а за ними – на море, белые паруса и далёкие горы на материке, исчезающие в голубом мареве жаркого дня и лилово сгущающиеся на закате.
Чеснока я, правда, не нашла ни на рыночных лотках, ни в супермаркете. Тоже не беда, когда по обочинам любой дороги в изобилии растёт лавр, розмарин, шалфей и дикий фенхель. Вообще на этом острове мне хотелось как-нибудь кулинарно употребить практически всё, как будто он сам был рыночным прилавком, заваленным свежайшими дарами южной природы. Наверняка, если хорошенько подумать, можно найти применение твёрдым, как камни, зелёным лимонам и апельсинам, прозрачно-кровавым цветам граната, солёно пахнущим веткам можжевельника и смолистым, незрелым сосновым шишкам. А что, размечталась я, написать книгу безумных рецептов с таинственного хорватского острова, прославиться, как Элизабет Дэвид или Элизабет Гилберт, заработать кучу денег и переехать сюда навсегда...
Но на самом-то деле я приехала совсем не писать кулинарную книгу или проводить вечера на кухне с новыми ингредиентами. Проект учебника английского языка как иностранного, над которым мы с мужем якобы уже работали почти полгода, дома упорно не желал двигаться дальше оглавления, и мы решили попробовать наброситься на него исподтишка, на отдыхе, когда он меньше всего этого ожидает. Поэтому в плане кулинарных экспериментов я ограничилась тем, что стала класть в чай молодые побеги лимонного дерева – они не только придавали аромат, но и отлично очищали жёсткую и плохо пригодную для для чая местную воду.
Впрочем, вместо работы получалась одна ерунда: мы выходили на балкон с книгами, компьютером и стопкой линованной бумаги, раскладывали всё вокруг и садились наблюдать за лениво текущей окружающей жизнью. Кошка кормит котёнка, растянувшись на горячих плитах хозяйской террасы внизу. Гранаты качаются на тонких ветках, блестящие недозрелые плоды рядом со сморщенными и рассохшимися. За домом цикады бесконечно пилят и всё никак не распилят один и тот же кусочек леса. На рассвете стволы сосен окрашиваются в апельсиново-оранжевый цвет и кажутся обиталищем фавнов и дриад; на закате появляются огромные серые мотыльки, питающиеся нектаром вечерних цветов, и летучие мыши то и дело перечёркивают бледно-сумеречное небо.
Однажды, в таком вот состоянии полусонного полунадзора за миром, я совсем было приготовилась познакомиться с соседями сверху - одно из чёрных полотенец небольшим всплеском бриза скинуло этажом ниже, на наш балкон. Я подняла его, повесила на перила и сунула голову в дверь нашей квартирки, сообщить мужу, что нам выдался редкий шанс. «А-ха!» - злорадно сказал он и вышел, чтобы тоже поучаствовать в церемонии добрососедского возвращения блудного предмета. Но возвращать уже было нечего – никакого полотенца не было и в помине. Я посмотрела вниз – не сдуло ли его ещё дальше. Ничего. И никакого намёка, каким образом кто-то мог успеть спуститься по лестнице, ухватить полотенце за моей спиной, снова взбежать наверх и плотно закрыть за собой дверь.
«Тайна чёрного полотенца» - неплохое название для детективного романа, предложил муж и вернулся в зеленоватый кондиционированный сумрак нашей спальни за закрытыми ставнями. Послеобеденный сон стимулирует умственную деятельность.
Учебник, само собой, тормозил на отдыхе так же сильно, как и дома, и мы продолжали развлекаться наблюдениями за местной флорой и фауной и охотой на невидимых соседей. Один раз рано утром мужу посчастливилось поймать удаляющийся женский силуэт внизу лестницы, непонятно откуда возникший, так как никто не проходил мимо нашей террасы, но вполне осязаемый на вид. Худая, чёрные волосы, чёрный саронг с какими-то белыми разводами (надо же, слово красивое выучил – саронг!). Двери на верхний балкон всегда оставались плотно закрыты ставнями, и только чуть приоткрыты окна в крыше, завешенные зелёным.
Мы одичали, превратились в страстных натуралистов-любителей и стали замечать всякие мелочи. Цветы лимона совсем не пахнут лимоном: на дереве под нашим балконом кое-где раскрылись белые пятиконечные звёздочки с неожиданным, сладковато-ядовитым ароматом. Летучие мыши по вечерам предпочитают кружиться вокруг гранатов, а у огромных мотыльков длинные хоботки закручены тугой спиралью и явно предназначены для длинных и узких чашечек определённых цветов. Одного мотылька как-то в сумерках мы нашли трепыхающимся на асфальте и отнесли в сторону, в зелень. Я побоялась брать его в руки, а муж сказал, что мотылёк был весьма увесистый, совсем не эфемерное создание воздуха.
А вообще на новом месте всегда найдётся что поразглядывать, и не только из области живой природы. Вот, например, в косметическом отделе местного супермаркета продают крем в красивых тёмно-фиолетовых бутылках, с какими-то защитным фактором, а от чего – бог весть, потому что не SPF, а MPF. И тёмные очки на лотках, торгующих пляжными принадлежностями, тут почему-то все с розоватыми стёклами. И неужели почти невидимое население Мало Гробле действительно в таком количестве потребляет томатный и гранатовый сок?
Наутро после близкого знакомства с мотыльком на столике на нашей террасе оказалась корзина тёмного винограда, похожего на подёрнутые инеем аметисты. Я попыталась на своём несуществующем хорватском поблагодарить нашу хозяйку (hvala za grožde – «спасибо за виноград» – из таких вот удивительно полезных фраз и состоят обычно мои познания в языках тех стран, куда мы ездим отдыхать). Боница улыбнулась и ответила каким-то длинным объяснением, которого я, само собой, не поняла, но покивала.
Однажды вечером мне всё-таки удалось вытащить мужа поужинать в ресторане – один разок можно и чернильное ризотто съесть. Он согласился, кажется, только потому, что ожидал от этого выхода в свет такого же умиротворения, как и от остальных наших прогулок. И был жестоко разочарован: в Мало Гробле обнаружилась ночная жизнь! Променад вдоль маленькой гавани был полон людей, в тавернах с трудом можно было найти свободный столик, и за мороженым в нашем любимом кафе выстроилась длиннейшая очередь. Гранатовая ранняя луна поднималась над этой картиной ночного оживления и осторожно выглядывала между зубцами церкви-крепости на холме.
В некотором ошеломлении мы поужинали томатным супом и рыбой и вышли на набережную. Я чувствовала себя неуютно – публика вокруг была нарядная, а я, привыкнув к полуотшельническому существованию, даже не потрудилась надеть одно из привезённых красивых платьев, так и пошла в длинной белой рубашке поверх купальника. Муж высказал предположение, что это на один вечер приплыла лодка с какого-нибудь большого курорта с соседнего острова, но, оглядевшись, никакой лодки подходящего размера мы не нашли: у причала мирно покачивались обычные рыбацкие катерки, заваленные канатами и сетями, стайка прокатных, с тентами от солнца, и несколько гордых, как лебеди, белых яхт. Тайны сгущались, вернее, скорее всего, и не тайны вовсе, а какие-то неизвестные нам культурные особенности. Я забрызгала супом свою белую рубашку и приобрела такой вид, как будто рядом со мной кого-то расстреляли в упор, и, совершенно обескураженные, мы вернулись домой уже под золотой луной. Из деревни нам вслед раздавались хлопки фейерверков.
После этого я стала внимательнее присматриваться к вечерам: должен же быть какой-то момент, когда все эти люди выходят на улицу (а то, что они выходят каждый вечер, мы установили достоверно, ещё парой вылазок уже из чистого антропологического любопытства). Но вместо людей начала замечать другое: шорох, как от множества крыльев, поднимающийся над нашим кварталом навстречу быстро падающим сумеркам; тени, чересчур удлиняющиеся на закате и словно отделяющиеся от предметов, которые, казалось, должны их отбрасывать; ветер, налетающий почему-то только на гранатовые деревья. И всё это время прибывала и прибывала луна, так что стало трудно спать как мы любим, с распахнутым балконом – в спальню как будто с размаху вливали ведро за ведром серебристого света.
И сны... мне редко снятся настолько яркие и одновременно тревожные сны. Я всё время куда-то ехала или бежала, стремилась навстречу неизвестным, невидимым людям и просыпалась неспокойной, не уверенной, что можно наконец прекратить свои ночные поиски.
В одну особо тревожную ночь мы с мужем проснулись одновременно и решили, что лучше поддаться течению, нежели продолжать сопротивление. В молодости мы оба любили ночные купания под луной, хоть и в разных морях, так почему бы теперь не предаться такой полезной для здоровья ностальгии. И только оказавшись на самом берегу, мы осознали, насколько всё... не так.
У воды лунный свет был зеленоватый, как русалочья чешуя. Луна, близкая к идеальной окружности, светила как хороший сценический прожектор и во всех подробностях демонстрировала нам переполненный пляж. Поменять светофильтр – и всё было бы совершенно правильно. Расстеленные на камнях полотенца, надувные матрасы, отложенные в сторону «домиком» книги, плещущиеся у самого берега дети, головы пловцов в воде. Я споткнулась, и камень из-под моей ноги с грохотом просчитал все бетонные ступеньки, ведущие вниз. Казалось, абсолютно все повернулись в нашу сторону, и в следующее же мгновение пляж начал пустеть – сгущались тени, расправлялись крылья, лунный свет замерцал, как будто в прожекторе вот-вот перегорит испорченная лампа. Ещё минута, и мы остались бы на пляже одни, но вдруг высокая худая женщина в тёмном бикини вытянулась из тени прямо под нашими ногами и протянула мне вполне осязаемую руку.
- Я Мара. Мы с вами соседи. Приятно познакомиться.
Её акцент сделал бы честь классическому бондовскому злодею, но было похоже, что по-английски она говорит свободно. Её вмешательство остановило движение на пляже – все как будто вернулись к своим прежним местам и занятиям и только изредка бросали взгляды в нашу сторону.
- Очень приятно, - согласились мы с мужем, по очереди пожимая её сухую холодную ладонь.
- А с моим сыном вы уже почти знакомы. Матиа! Иди сюда, поздоровайся с соседями!
Такой же худой подросток, почти с такими же длинными волосами, выбрался из воды и подбежал к нам. При ближайшем рассмотрении стало видно, что во рту у него трепыхается и отливает лунным серебром полуживая рыбка.
- Матиа! – ещё раз, теперь уже укоризненно воскликнула его мать, и парень поспешно вынул рыбу изо рта, протянул мне её в правой руке для приветствия, сообразил, что это тоже не совсем верно, переложил рыбу в другую руку и в конце концов всё равно оставил на моих пальцах немного скользкой чешуи.
- Извините его, - сказала Мара.
- Ничего, - я стряхнула чешую.
- Может быть, вернёмся домой? Я сварю кофе и что-нибудь вам объясню.
Мы оставили Матиа с его рыбой на берегу и поднялись к дому. Мара исчезла у себя в мансарде и через некоторое время появилась у нас на террасе с подносом, на котором дурманяще дымились три крохотные чашечки.
- Что вампиры кладут в кофе? – спросила я, когда вновь обрела дар речи после первого глотка.
- То же, что и простые смертные, - усмехнулась Мара. – Но при луне почему-то выходит крепче. Особенно если дать лучу света упасть прямо в чашку. Попробуйте как-нибудь.
Я не стала объяснять, что чашка крепчайшего кофе редко требуется мне лунной ночью.
Мара начала свои объяснения с вопроса:
- Как вы вообще узнали про Мало Гробле?
- Из путеводителя. The Rough Guide.
- Какого года?
Я удивилась.
- Понятия не имею. Но не очень новый, потому что я подобрала его в гостинице, когда мы ездили в Хорватию первый раз. А это было лет пять назад.
- Всё ясно. В новом бы не нашли. Разве что в каком-нибудь путеводителе по Внутренней Европе, но они редко встречаются.
- Все вампиры Европы приезжают в отпуск в Мало Гробле?
- Не все. Но многие. Мы тоже любим отдыхать у моря.
- И загорать под луной?
- И это тоже. Здесь такие ясные лунные ночи!
- И пить кровь местных жителей?
Муж пихнул меня ногой под столом, видимо, решив, что это неделикатный вопрос, но раз уж я пью ночью кофе с дружелюбным вампиром, когда мне ещё представиться возможность уточнить такие подробности?
- Ничего подобного! – возмутилась наша собеседница. – Томатный суп и гранатовый сок!
Я вспомнила бурые, мёртвые плоды гранатов на ветках.
- А рыба?
- Это наша маленькая слабость. Больше мы никакую живность не трогаем.
Тут я сообразила, чтó хотела спросить ещё на пляже.
- А почему вы сказали, что мы уже почти знакомы с вашим сыном?
- Помните, вы подобрали ночную бабочку? Глупый мальчик не рассчитал скорость и ушибся о фонарь.
И, заметив наше недоумение, она добавила:
- Не всем же превращаться в летучих мышей. Бывают разные семьи.
- Значит, виноград был от вас?
- Маленькая благодарность.
- Ну хорошо, - вступил в разговор мой аналитически настроенный муж, - допустим, на отдыхе вы пьёте сок и нектар. А в обычное время?
- Есть, конечно, консерваторы, - призналась Мара. – Но их всё меньше. Да и они предпочитают согласие донора.
- А что, такие бывают? Добровольные доноры для вампиров?
- Больше, чем вы можете себе представить. Стефани Майер тоже вот помогла. Только многие напрасно надеются – это не заразно и бессмертия не приносит.
Мне ужасно хотелось расспросить, откуда вообще берутся вампиры, как живут и чем занимаются, когда не отдыхают в Хорватии, но я подумала, что уже задала достаточно бесцеремонных вопросов. Мара мне нравилась: она была из тех спокойно раскованных, естественных женщин, которым к лицу любой возраст и любая обстановка. Как-то грубо показалось спрашивать, спит ли она в гробу. Может быть, когда-нибудь потом, если мы познакомимся поближе...
Но про гробы и прочие вампирские стереотипы я так не решилась заикнуться. Мы с Марой взяли привычку разговаривать на балконе по вечерам, когда мы с мужем возвращались с моря, а у неё только начинался «день». Однако говорили всё про сущую ерунду, женскую, не воспроизводимую, если потом спросят, о чём был разговор, но, на удивление мужчинам, составляющую совершенно полноценное общение. Один раз я видела, как она превращается в ночную бабочку: очертания женской фигуры некоторое время ещё как будто мерцали в воздухе, когда серая крылатая тень уже скользнула вверх. Ещё один раз я решила пойти с ней ночью на пляж, но чувствовала себя там крайне неуютно, и не потому, что боялась, что съедят или покусают: сидеть в купальнике было всё же прохладно, сидеть одетой и ловить на себе всеобщие взгляды, да и в любом случае ловить – неловко. Я искупалась в лунной дорожке и быстро ушла домой, и была уверена, что за своей спиной услышала шелестящий вздох облегчения – видно, неловко было не одной мне.
Когда Мара и Матиа собрались уезжать, мы обменялись всевозможными адресами и обещали друг другу ещё непременно встретиться. Интересное знакомство ужасно хотелось продолжить. Маре я вряд ли была настолько же любопытна – в конце концов, знакомых людей у неё было пруд пруди, а у меня вампиров не так уж много! – но, кажется, просто симпатична. «А почему бы, - сказала она на прощанье, - нам ещё куда-нибудь не съездить вместе? Только не забывай о лимоннх листьях.» И вручила мне книгу в бумажном пакете, прежде чем в последний раз высунуться из машины и дозваться Матиа, прощавшегося с какой-то девушкой на соседней улице.
Мы с мужем помахали вслед удаляющимся румынским номерам, и я развернула подарок. «Путеводитель по Внутренней Европе».
Теперь я знаю, в каком квартале Хельсинки, выращенном прямо из гранитной скалы, живут тролли. Где чаще всего селятся ангелы в Киеве. Какая гостиница в Санкт-Петербурге идеально подходит для заезжих демонов, не терпящих прочной крыши над головой. И как отличить настоящих вампиров от старательно им подражающих юных готов на рынках и в магазинчиках лондонского Кэмдена, где любят одеваться и те, и другие. Я так и не собралась пока никуда съездить. Я ношу в себе это знание, как хрустальную чашу, наполненную не то мёдом поэзии, не то жгучим ядом. Я старательно выращиваю в синем горшке маленькое лимонное дерево – его листья, оказалось, очищают не только воду, но и зрение. И жду – может быть, письма от Мары, может быть, менее очевидного толчка судьбы, чтобы начать рассматривать мир по-другому. Хотите – возьму и вас с собой.
пояснение для всехЭтот текст, как нетрудно догадаться, сочинился прошлым летом в Хорватии, на острове Хвар, но концовкой, даже хотя бы такой невразумительной, как сейчас, долго не обзаводился и болтался наполовину в компьютере, наполовину в тетрадке. А тут вдруг закончился и решил внести посильную лепту в дело вдохновения на летние планы. А поскольку я валю в дайрик практически все выбросы своего сознания, то пусть будет и он.
пояснение для Птица синица и NEKOshka - старое Дорогие Птичка и Некошка, раз уж я вас обеих зову гулять летом, решила поделиться не очень осмысленным текстом, который большей частью родился как раз там, куда зову ) Это не полноценная сказка, а какая-то зарисовка вышла, но уж что вышло. Я тут на днях её подправила маленько, и вот. Приврала в тексте только про саму деревню - она не такая тихая и крохотная, да и городок это, на самом деле, который я "склеила" с соседним. А ощущения от природы - все как есть.
собственно текст очень страшной истории
Чёрное полотенце
Страшная история
Соседей сверху мы, как приехали, не видели ни разу. Только чёрные полотенца на белых перилах балкона и машину с румынскими номерами, практически не покидавшую отведённого ей парковочного места у дома. Соседи справа – симпатичная австрийская пара, прибывшая на отдых с собственной бахромчатой скатертью и синим фарфоровым молочником – обменялись с нами обычными любезностями о погоде и почти сразу съехали, передав нам в наследство все свои буклеты и путеводители по окрестностям. В белом доме с зелёными ставнями остались мы с мужем, остромордая, остроухая, желтоглазая кошка с котёнком, невидимые владельцы готичных полотенец и, конечно, наша хозяйка, пожилая хорватка Боница, с впечатляющим набором ситцевых халатиков и куда меньшим – английских слов. Такая обычно представляется интернациональным «мама», пока её рослый, взрослый бородатый сын одной рукой втаскивает твои чемоданы на второй этаж.
Место выбирала я, по путеводителю. Муж, как всегда, бросил меня в этом на произвол судьбы, потому что предпочитает не нести никакой ответственности за организацию нашего отпуска и, следовательно, не быть виноватым ни в каких провалах. Что, конечно, не мешает ему выражать труднодостижимые и нередко взаимоисключающие пожелания в процессе.
Впрочем, на этот раз, как мне казалось, я превзошла сама себя. Рыбацкая деревушка, деликатнейше тронутая экотуризмом и парусным спортом, на острове, где выращивают оливки, лаванду и розмарин. Красная черепица, зелёные ставни и светлый местный камень, словно пропитанный солнцем; конфетно пахнущие белые и розовые олеандры; душистое месиво из переспелого жёлтого инжира под ногами; рощи витиеватых сосен на оранжевых камнях, прямо с полотен Сезанна; запах нагретой смолы; непрерывное тарахтенье цикад. И море, конечно, ради которого и ехали, прозрачное, как хрусталь, чуть заметно переходящее от бирюзовой зелени к бирюзовой голубизне там, где дно вдруг резко падает вниз, на недосягаемую глубину, но всё равно остаётся видимым в мельчайших деталях.
Я бы, наверное, будь я одна, потратила пару дней просто на то, чтобы всё вокруг как следует перенюхать: и сосновую смолу, и морскую соль на камнях, и листья лимонного дерева под балконом, лавр вдоль дороги, сладкий вереск и неизвестные мне пряные травы... Но мой муж – человек более практичный, поэтому составил несколько другую программу ознакомления с местностью: кофейня, булочная, таверна, супермаркет (если и сюда проникла эта зараза).
Мы всё нашли без труда – карту Мало Гробле можно запросто нарисовать пальцем на ладони – и только остались в некотором недоумении по поводу удивительного в разгар сезона безлюдия. Наш пансион был расположен за чертой деревни, в целом квартале похожих бело-зелёных или розово-белых, или кремовых, или апельсиновых домов в обязательном облаке цветущей бугенвиллеи, явно предназначенных на сдачу летним гостям. Должны же все эти гости куда-то деваться днём, раз уж и каменистое побережье тоже приятно свободно – выбирай себе любую сосну, чтобы повесить одежду и пакет с ванильными пончиками (этот местный деликатес мы оценили сразу), и любой плоский белый камень поближе к воде, чтобы обсыхать после купания, чувствуя, как на коже, особенно в ложбинке спины, хрустко проступает адриатическая соль. Конечно, другие отдыхающие нам попадались и на берегу, и в булочной, и у лотков с сушёной лавандой, свежим инжиром, оливковым маслом и домашними винами, но как-то явно недостаточно, чтобы оправдать всю наличествующую инфраструктуру.
Чёрт с ней, с инфраструктурой (и слово-то какое, совсем не отпускное), решили мы, нам же лучше. Впрочем, поначалу было всё списали на буру – назойливый северо-восточный ветер, подпортивший нам самый первый день. Но бура подула и утихла, сметя скатерти со столов на террасах домов и кафе, а народу так и не прибавилось. Рай, да и только. Мы не из тех, кто на отдыхе стремится завести новые знакомства, чтобы вместе ходить по вечерам в ресторан и брать напрокат лодки и пляжные зонтики. Да и по ресторанам мы почти не ходим. Что в Мало Гробле было, пожалуй, кстати, потому что изучение меню нескольких имеющихся таверн выявило досадное однообразие: томатный суп, паста с кальмарами в чёрном соусе, ризотто с чернилами каракатицы, рыба, запечённая в томатном соусе. Когда в одном из заведений, где неплохо говорили по-английски, я поинтересовалась чесночным супом, коронным, по уверениям путеводителя, блюдом местной кухни, на меня посмотрели почти с сожалением и покачали головой. Ну, это тоже не беда – готовить я люблю и умею, свежие овощи и рыбу тут продают на каждом шагу, и в нашей квартире есть отлично оснащённая кухонька и столик на террасе с видом на ряд черепичных крыш на соседней улице, а за ними – на море, белые паруса и далёкие горы на материке, исчезающие в голубом мареве жаркого дня и лилово сгущающиеся на закате.
Чеснока я, правда, не нашла ни на рыночных лотках, ни в супермаркете. Тоже не беда, когда по обочинам любой дороги в изобилии растёт лавр, розмарин, шалфей и дикий фенхель. Вообще на этом острове мне хотелось как-нибудь кулинарно употребить практически всё, как будто он сам был рыночным прилавком, заваленным свежайшими дарами южной природы. Наверняка, если хорошенько подумать, можно найти применение твёрдым, как камни, зелёным лимонам и апельсинам, прозрачно-кровавым цветам граната, солёно пахнущим веткам можжевельника и смолистым, незрелым сосновым шишкам. А что, размечталась я, написать книгу безумных рецептов с таинственного хорватского острова, прославиться, как Элизабет Дэвид или Элизабет Гилберт, заработать кучу денег и переехать сюда навсегда...
Но на самом-то деле я приехала совсем не писать кулинарную книгу или проводить вечера на кухне с новыми ингредиентами. Проект учебника английского языка как иностранного, над которым мы с мужем якобы уже работали почти полгода, дома упорно не желал двигаться дальше оглавления, и мы решили попробовать наброситься на него исподтишка, на отдыхе, когда он меньше всего этого ожидает. Поэтому в плане кулинарных экспериментов я ограничилась тем, что стала класть в чай молодые побеги лимонного дерева – они не только придавали аромат, но и отлично очищали жёсткую и плохо пригодную для для чая местную воду.
Впрочем, вместо работы получалась одна ерунда: мы выходили на балкон с книгами, компьютером и стопкой линованной бумаги, раскладывали всё вокруг и садились наблюдать за лениво текущей окружающей жизнью. Кошка кормит котёнка, растянувшись на горячих плитах хозяйской террасы внизу. Гранаты качаются на тонких ветках, блестящие недозрелые плоды рядом со сморщенными и рассохшимися. За домом цикады бесконечно пилят и всё никак не распилят один и тот же кусочек леса. На рассвете стволы сосен окрашиваются в апельсиново-оранжевый цвет и кажутся обиталищем фавнов и дриад; на закате появляются огромные серые мотыльки, питающиеся нектаром вечерних цветов, и летучие мыши то и дело перечёркивают бледно-сумеречное небо.
Однажды, в таком вот состоянии полусонного полунадзора за миром, я совсем было приготовилась познакомиться с соседями сверху - одно из чёрных полотенец небольшим всплеском бриза скинуло этажом ниже, на наш балкон. Я подняла его, повесила на перила и сунула голову в дверь нашей квартирки, сообщить мужу, что нам выдался редкий шанс. «А-ха!» - злорадно сказал он и вышел, чтобы тоже поучаствовать в церемонии добрососедского возвращения блудного предмета. Но возвращать уже было нечего – никакого полотенца не было и в помине. Я посмотрела вниз – не сдуло ли его ещё дальше. Ничего. И никакого намёка, каким образом кто-то мог успеть спуститься по лестнице, ухватить полотенце за моей спиной, снова взбежать наверх и плотно закрыть за собой дверь.
«Тайна чёрного полотенца» - неплохое название для детективного романа, предложил муж и вернулся в зеленоватый кондиционированный сумрак нашей спальни за закрытыми ставнями. Послеобеденный сон стимулирует умственную деятельность.
Учебник, само собой, тормозил на отдыхе так же сильно, как и дома, и мы продолжали развлекаться наблюдениями за местной флорой и фауной и охотой на невидимых соседей. Один раз рано утром мужу посчастливилось поймать удаляющийся женский силуэт внизу лестницы, непонятно откуда возникший, так как никто не проходил мимо нашей террасы, но вполне осязаемый на вид. Худая, чёрные волосы, чёрный саронг с какими-то белыми разводами (надо же, слово красивое выучил – саронг!). Двери на верхний балкон всегда оставались плотно закрыты ставнями, и только чуть приоткрыты окна в крыше, завешенные зелёным.
Мы одичали, превратились в страстных натуралистов-любителей и стали замечать всякие мелочи. Цветы лимона совсем не пахнут лимоном: на дереве под нашим балконом кое-где раскрылись белые пятиконечные звёздочки с неожиданным, сладковато-ядовитым ароматом. Летучие мыши по вечерам предпочитают кружиться вокруг гранатов, а у огромных мотыльков длинные хоботки закручены тугой спиралью и явно предназначены для длинных и узких чашечек определённых цветов. Одного мотылька как-то в сумерках мы нашли трепыхающимся на асфальте и отнесли в сторону, в зелень. Я побоялась брать его в руки, а муж сказал, что мотылёк был весьма увесистый, совсем не эфемерное создание воздуха.
А вообще на новом месте всегда найдётся что поразглядывать, и не только из области живой природы. Вот, например, в косметическом отделе местного супермаркета продают крем в красивых тёмно-фиолетовых бутылках, с какими-то защитным фактором, а от чего – бог весть, потому что не SPF, а MPF. И тёмные очки на лотках, торгующих пляжными принадлежностями, тут почему-то все с розоватыми стёклами. И неужели почти невидимое население Мало Гробле действительно в таком количестве потребляет томатный и гранатовый сок?
Наутро после близкого знакомства с мотыльком на столике на нашей террасе оказалась корзина тёмного винограда, похожего на подёрнутые инеем аметисты. Я попыталась на своём несуществующем хорватском поблагодарить нашу хозяйку (hvala za grožde – «спасибо за виноград» – из таких вот удивительно полезных фраз и состоят обычно мои познания в языках тех стран, куда мы ездим отдыхать). Боница улыбнулась и ответила каким-то длинным объяснением, которого я, само собой, не поняла, но покивала.
Однажды вечером мне всё-таки удалось вытащить мужа поужинать в ресторане – один разок можно и чернильное ризотто съесть. Он согласился, кажется, только потому, что ожидал от этого выхода в свет такого же умиротворения, как и от остальных наших прогулок. И был жестоко разочарован: в Мало Гробле обнаружилась ночная жизнь! Променад вдоль маленькой гавани был полон людей, в тавернах с трудом можно было найти свободный столик, и за мороженым в нашем любимом кафе выстроилась длиннейшая очередь. Гранатовая ранняя луна поднималась над этой картиной ночного оживления и осторожно выглядывала между зубцами церкви-крепости на холме.
В некотором ошеломлении мы поужинали томатным супом и рыбой и вышли на набережную. Я чувствовала себя неуютно – публика вокруг была нарядная, а я, привыкнув к полуотшельническому существованию, даже не потрудилась надеть одно из привезённых красивых платьев, так и пошла в длинной белой рубашке поверх купальника. Муж высказал предположение, что это на один вечер приплыла лодка с какого-нибудь большого курорта с соседнего острова, но, оглядевшись, никакой лодки подходящего размера мы не нашли: у причала мирно покачивались обычные рыбацкие катерки, заваленные канатами и сетями, стайка прокатных, с тентами от солнца, и несколько гордых, как лебеди, белых яхт. Тайны сгущались, вернее, скорее всего, и не тайны вовсе, а какие-то неизвестные нам культурные особенности. Я забрызгала супом свою белую рубашку и приобрела такой вид, как будто рядом со мной кого-то расстреляли в упор, и, совершенно обескураженные, мы вернулись домой уже под золотой луной. Из деревни нам вслед раздавались хлопки фейерверков.
После этого я стала внимательнее присматриваться к вечерам: должен же быть какой-то момент, когда все эти люди выходят на улицу (а то, что они выходят каждый вечер, мы установили достоверно, ещё парой вылазок уже из чистого антропологического любопытства). Но вместо людей начала замечать другое: шорох, как от множества крыльев, поднимающийся над нашим кварталом навстречу быстро падающим сумеркам; тени, чересчур удлиняющиеся на закате и словно отделяющиеся от предметов, которые, казалось, должны их отбрасывать; ветер, налетающий почему-то только на гранатовые деревья. И всё это время прибывала и прибывала луна, так что стало трудно спать как мы любим, с распахнутым балконом – в спальню как будто с размаху вливали ведро за ведром серебристого света.
И сны... мне редко снятся настолько яркие и одновременно тревожные сны. Я всё время куда-то ехала или бежала, стремилась навстречу неизвестным, невидимым людям и просыпалась неспокойной, не уверенной, что можно наконец прекратить свои ночные поиски.
В одну особо тревожную ночь мы с мужем проснулись одновременно и решили, что лучше поддаться течению, нежели продолжать сопротивление. В молодости мы оба любили ночные купания под луной, хоть и в разных морях, так почему бы теперь не предаться такой полезной для здоровья ностальгии. И только оказавшись на самом берегу, мы осознали, насколько всё... не так.
У воды лунный свет был зеленоватый, как русалочья чешуя. Луна, близкая к идеальной окружности, светила как хороший сценический прожектор и во всех подробностях демонстрировала нам переполненный пляж. Поменять светофильтр – и всё было бы совершенно правильно. Расстеленные на камнях полотенца, надувные матрасы, отложенные в сторону «домиком» книги, плещущиеся у самого берега дети, головы пловцов в воде. Я споткнулась, и камень из-под моей ноги с грохотом просчитал все бетонные ступеньки, ведущие вниз. Казалось, абсолютно все повернулись в нашу сторону, и в следующее же мгновение пляж начал пустеть – сгущались тени, расправлялись крылья, лунный свет замерцал, как будто в прожекторе вот-вот перегорит испорченная лампа. Ещё минута, и мы остались бы на пляже одни, но вдруг высокая худая женщина в тёмном бикини вытянулась из тени прямо под нашими ногами и протянула мне вполне осязаемую руку.
- Я Мара. Мы с вами соседи. Приятно познакомиться.
Её акцент сделал бы честь классическому бондовскому злодею, но было похоже, что по-английски она говорит свободно. Её вмешательство остановило движение на пляже – все как будто вернулись к своим прежним местам и занятиям и только изредка бросали взгляды в нашу сторону.
- Очень приятно, - согласились мы с мужем, по очереди пожимая её сухую холодную ладонь.
- А с моим сыном вы уже почти знакомы. Матиа! Иди сюда, поздоровайся с соседями!
Такой же худой подросток, почти с такими же длинными волосами, выбрался из воды и подбежал к нам. При ближайшем рассмотрении стало видно, что во рту у него трепыхается и отливает лунным серебром полуживая рыбка.
- Матиа! – ещё раз, теперь уже укоризненно воскликнула его мать, и парень поспешно вынул рыбу изо рта, протянул мне её в правой руке для приветствия, сообразил, что это тоже не совсем верно, переложил рыбу в другую руку и в конце концов всё равно оставил на моих пальцах немного скользкой чешуи.
- Извините его, - сказала Мара.
- Ничего, - я стряхнула чешую.
- Может быть, вернёмся домой? Я сварю кофе и что-нибудь вам объясню.
Мы оставили Матиа с его рыбой на берегу и поднялись к дому. Мара исчезла у себя в мансарде и через некоторое время появилась у нас на террасе с подносом, на котором дурманяще дымились три крохотные чашечки.
- Что вампиры кладут в кофе? – спросила я, когда вновь обрела дар речи после первого глотка.
- То же, что и простые смертные, - усмехнулась Мара. – Но при луне почему-то выходит крепче. Особенно если дать лучу света упасть прямо в чашку. Попробуйте как-нибудь.
Я не стала объяснять, что чашка крепчайшего кофе редко требуется мне лунной ночью.
Мара начала свои объяснения с вопроса:
- Как вы вообще узнали про Мало Гробле?
- Из путеводителя. The Rough Guide.
- Какого года?
Я удивилась.
- Понятия не имею. Но не очень новый, потому что я подобрала его в гостинице, когда мы ездили в Хорватию первый раз. А это было лет пять назад.
- Всё ясно. В новом бы не нашли. Разве что в каком-нибудь путеводителе по Внутренней Европе, но они редко встречаются.
- Все вампиры Европы приезжают в отпуск в Мало Гробле?
- Не все. Но многие. Мы тоже любим отдыхать у моря.
- И загорать под луной?
- И это тоже. Здесь такие ясные лунные ночи!
- И пить кровь местных жителей?
Муж пихнул меня ногой под столом, видимо, решив, что это неделикатный вопрос, но раз уж я пью ночью кофе с дружелюбным вампиром, когда мне ещё представиться возможность уточнить такие подробности?
- Ничего подобного! – возмутилась наша собеседница. – Томатный суп и гранатовый сок!
Я вспомнила бурые, мёртвые плоды гранатов на ветках.
- А рыба?
- Это наша маленькая слабость. Больше мы никакую живность не трогаем.
Тут я сообразила, чтó хотела спросить ещё на пляже.
- А почему вы сказали, что мы уже почти знакомы с вашим сыном?
- Помните, вы подобрали ночную бабочку? Глупый мальчик не рассчитал скорость и ушибся о фонарь.
И, заметив наше недоумение, она добавила:
- Не всем же превращаться в летучих мышей. Бывают разные семьи.
- Значит, виноград был от вас?
- Маленькая благодарность.
- Ну хорошо, - вступил в разговор мой аналитически настроенный муж, - допустим, на отдыхе вы пьёте сок и нектар. А в обычное время?
- Есть, конечно, консерваторы, - призналась Мара. – Но их всё меньше. Да и они предпочитают согласие донора.
- А что, такие бывают? Добровольные доноры для вампиров?
- Больше, чем вы можете себе представить. Стефани Майер тоже вот помогла. Только многие напрасно надеются – это не заразно и бессмертия не приносит.
Мне ужасно хотелось расспросить, откуда вообще берутся вампиры, как живут и чем занимаются, когда не отдыхают в Хорватии, но я подумала, что уже задала достаточно бесцеремонных вопросов. Мара мне нравилась: она была из тех спокойно раскованных, естественных женщин, которым к лицу любой возраст и любая обстановка. Как-то грубо показалось спрашивать, спит ли она в гробу. Может быть, когда-нибудь потом, если мы познакомимся поближе...
Но про гробы и прочие вампирские стереотипы я так не решилась заикнуться. Мы с Марой взяли привычку разговаривать на балконе по вечерам, когда мы с мужем возвращались с моря, а у неё только начинался «день». Однако говорили всё про сущую ерунду, женскую, не воспроизводимую, если потом спросят, о чём был разговор, но, на удивление мужчинам, составляющую совершенно полноценное общение. Один раз я видела, как она превращается в ночную бабочку: очертания женской фигуры некоторое время ещё как будто мерцали в воздухе, когда серая крылатая тень уже скользнула вверх. Ещё один раз я решила пойти с ней ночью на пляж, но чувствовала себя там крайне неуютно, и не потому, что боялась, что съедят или покусают: сидеть в купальнике было всё же прохладно, сидеть одетой и ловить на себе всеобщие взгляды, да и в любом случае ловить – неловко. Я искупалась в лунной дорожке и быстро ушла домой, и была уверена, что за своей спиной услышала шелестящий вздох облегчения – видно, неловко было не одной мне.
Когда Мара и Матиа собрались уезжать, мы обменялись всевозможными адресами и обещали друг другу ещё непременно встретиться. Интересное знакомство ужасно хотелось продолжить. Маре я вряд ли была настолько же любопытна – в конце концов, знакомых людей у неё было пруд пруди, а у меня вампиров не так уж много! – но, кажется, просто симпатична. «А почему бы, - сказала она на прощанье, - нам ещё куда-нибудь не съездить вместе? Только не забывай о лимоннх листьях.» И вручила мне книгу в бумажном пакете, прежде чем в последний раз высунуться из машины и дозваться Матиа, прощавшегося с какой-то девушкой на соседней улице.
Мы с мужем помахали вслед удаляющимся румынским номерам, и я развернула подарок. «Путеводитель по Внутренней Европе».
Теперь я знаю, в каком квартале Хельсинки, выращенном прямо из гранитной скалы, живут тролли. Где чаще всего селятся ангелы в Киеве. Какая гостиница в Санкт-Петербурге идеально подходит для заезжих демонов, не терпящих прочной крыши над головой. И как отличить настоящих вампиров от старательно им подражающих юных готов на рынках и в магазинчиках лондонского Кэмдена, где любят одеваться и те, и другие. Я так и не собралась пока никуда съездить. Я ношу в себе это знание, как хрустальную чашу, наполненную не то мёдом поэзии, не то жгучим ядом. Я старательно выращиваю в синем горшке маленькое лимонное дерево – его листья, оказалось, очищают не только воду, но и зрение. И жду – может быть, письма от Мары, может быть, менее очевидного толчка судьбы, чтобы начать рассматривать мир по-другому. Хотите – возьму и вас с собой.
@темы: сказочки
