I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
вторник, 01 декабря 2009
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
Я надеваю своё чёрное, до пят, питерское пальто, когда мне хочется как можно надёжнее оградить усталую тушку от назойливого мира, который то и дело норовит ткнуть меня холодным мокрым пальцем. В нём (пальто, а не мире, увы) уютно и тепло, и это немного компенсирует дырку, обнаруженную на любимом замшевом сапоге. Дырка обидная, но совсем неудивительно, что за пять лет прихотливых английских и питерских зим верх начал отходить от подошвы и сносились даже отдающие сказочными "железными башмаками" металлические набойки, поставленные моим придворным армянским сапожником в Мошковом переулке.
А достижения мои, между тем, зашкаливают за все мыслимые отметки. За выходные я подсадила Мику на горячий сидр с пряностями (дольки яблока, дольки апельсина, звёздочки аниса, корица, гвоздика, чили, самый тёмный сахар), а Джон - на музыку Шнитке. Вазу мы поставили на камин, изгнав оттуда всякие лишние фарфоровые предметы. Открыли для себя чудесный город Стамфорд, всего в получасе езды от нас на поезде и практически целиком состоящий из каменных домов 17-18 века, в котором из-за этой его редкой сохранности всё время что-то снимают - например, "Гордость и предубеждение" (городок Меритон, куда сёстры Беннет ходят за лентами). Этот факт я узнала из Википедии и, попав в Стамфорд, уже не смогла отвязаться от ассоциации - так и смотрела на город, как на картинку из Джейн Остен. В Стамфорде мы пили пиво в старинном пабе, при свечах и камине, пили чай с булочками (непереводимое сочетание - cream tea) в старинном доме, превращённом в кафе, у окна над маленькой площадью с рождественскими лампочками, и купили много-много рождественских открыток (надеюсь, они поперёк горла встанут российской почте, и она выплюнет их по назначению!) на благотворительном базаре в средневековой церкви, где под потолком парят деревянные ангелы, а поближе к земле всё увешано мишурой и продают открытки в помощь всем, кому и чему только возможно - животным, детям, диабетикам, больным церебральным параличом, памятникам архитектуры и медицинским исследованиям в области рака. А сегодня я купила просто невероятное количество марок и завтра, пожалуй, начну процесс. В выходные же я приготовила, наконец, "ореховый хлеб", о котором напишу отдельно, и не слишком удачный чизкейк, осмотрела Тауэр под проливным дождём (надо сказать, всё равно предпочитаю его даже таким, чем летом в толпе туристов), восхитилась там призрачными стражниками из перекрученных полосок металла, которых наставили по стенам, чтобы туристам было с чем фотографироваться (как будто мало им йоменов и воронов), и рогатым и очкастым шлемом Генриха VIII, в редкий прорыв в тучах пробежала с Микой вдоль Темзы от Тауэра до Вестминстера моей любимой тропой под всеми мостами, обнаружила пару новых картин в Национальной галерее - "Гладиолусы" Ренуара и "Офелию" Редона - и узнала массу нового о своей японской подруге - что она любит картины Вермеера и "Записки у изголовья" Сэй-Сёнагон, сочиняет хайку, когда мама заставляет (во время разных сезонных увеселений на природе), рисует тушью и изучает ритуалы чайной церемонии. А сегодня я - не поверите - посмотрела "Сумерки", которые Джули взяла у кого-то специально для меня. И мне - не поверите - почти понравилось, хотя всё голубовато-зелёное и спецэффекты какие-то малобюджетные, но зато девушка совершенно с картин Уотерхауса и очень похожа на героиню в книжке. (Иногда мне нравится жуткая фигня, но не бойтесь, я всегда отдаю себе отчёт об её истинных качествах.)
Зато моё рождественское настроение, спровоцированное похолоданием, лампочками и покупкой открыток, сильно пострадало сегодня от свекрови. Она решила, что нам не стоит приезжать к ней в гости перед Рождеством, потому что у неё и так набралось приятных мероприятий - какой-то праздничный обед у неё в деревне, а потом поездка с дочерью к сыну - брату Джона, который живёт в Девоне. Поэтому в декабре ей и без нас будет негрустно, а вот хорошо бы мы приехали в феврале, на годовщину смерти папы Джона, когда, ясное дело, никого, кроме нас, калачом не заманишь составить ей компанию. Если учесть, что в прошлом году я провела с ней неделю - все свои февральские каникулы - до похорон её мужа, это становится совсем трогательно. Я, что самое смешное, искренне хотела съездить к ней перед Рождеством, напечь своих фирменных пирожков, подарить шарфик, специально купленный в Гранаде. Но нет, меня зовут не на праздник, а на траур, на праздник и так найдутся желающие. Я стерва?
А достижения мои, между тем, зашкаливают за все мыслимые отметки. За выходные я подсадила Мику на горячий сидр с пряностями (дольки яблока, дольки апельсина, звёздочки аниса, корица, гвоздика, чили, самый тёмный сахар), а Джон - на музыку Шнитке. Вазу мы поставили на камин, изгнав оттуда всякие лишние фарфоровые предметы. Открыли для себя чудесный город Стамфорд, всего в получасе езды от нас на поезде и практически целиком состоящий из каменных домов 17-18 века, в котором из-за этой его редкой сохранности всё время что-то снимают - например, "Гордость и предубеждение" (городок Меритон, куда сёстры Беннет ходят за лентами). Этот факт я узнала из Википедии и, попав в Стамфорд, уже не смогла отвязаться от ассоциации - так и смотрела на город, как на картинку из Джейн Остен. В Стамфорде мы пили пиво в старинном пабе, при свечах и камине, пили чай с булочками (непереводимое сочетание - cream tea) в старинном доме, превращённом в кафе, у окна над маленькой площадью с рождественскими лампочками, и купили много-много рождественских открыток (надеюсь, они поперёк горла встанут российской почте, и она выплюнет их по назначению!) на благотворительном базаре в средневековой церкви, где под потолком парят деревянные ангелы, а поближе к земле всё увешано мишурой и продают открытки в помощь всем, кому и чему только возможно - животным, детям, диабетикам, больным церебральным параличом, памятникам архитектуры и медицинским исследованиям в области рака. А сегодня я купила просто невероятное количество марок и завтра, пожалуй, начну процесс. В выходные же я приготовила, наконец, "ореховый хлеб", о котором напишу отдельно, и не слишком удачный чизкейк, осмотрела Тауэр под проливным дождём (надо сказать, всё равно предпочитаю его даже таким, чем летом в толпе туристов), восхитилась там призрачными стражниками из перекрученных полосок металла, которых наставили по стенам, чтобы туристам было с чем фотографироваться (как будто мало им йоменов и воронов), и рогатым и очкастым шлемом Генриха VIII, в редкий прорыв в тучах пробежала с Микой вдоль Темзы от Тауэра до Вестминстера моей любимой тропой под всеми мостами, обнаружила пару новых картин в Национальной галерее - "Гладиолусы" Ренуара и "Офелию" Редона - и узнала массу нового о своей японской подруге - что она любит картины Вермеера и "Записки у изголовья" Сэй-Сёнагон, сочиняет хайку, когда мама заставляет (во время разных сезонных увеселений на природе), рисует тушью и изучает ритуалы чайной церемонии. А сегодня я - не поверите - посмотрела "Сумерки", которые Джули взяла у кого-то специально для меня. И мне - не поверите - почти понравилось, хотя всё голубовато-зелёное и спецэффекты какие-то малобюджетные, но зато девушка совершенно с картин Уотерхауса и очень похожа на героиню в книжке. (Иногда мне нравится жуткая фигня, но не бойтесь, я всегда отдаю себе отчёт об её истинных качествах.)
Зато моё рождественское настроение, спровоцированное похолоданием, лампочками и покупкой открыток, сильно пострадало сегодня от свекрови. Она решила, что нам не стоит приезжать к ней в гости перед Рождеством, потому что у неё и так набралось приятных мероприятий - какой-то праздничный обед у неё в деревне, а потом поездка с дочерью к сыну - брату Джона, который живёт в Девоне. Поэтому в декабре ей и без нас будет негрустно, а вот хорошо бы мы приехали в феврале, на годовщину смерти папы Джона, когда, ясное дело, никого, кроме нас, калачом не заманишь составить ей компанию. Если учесть, что в прошлом году я провела с ней неделю - все свои февральские каникулы - до похорон её мужа, это становится совсем трогательно. Я, что самое смешное, искренне хотела съездить к ней перед Рождеством, напечь своих фирменных пирожков, подарить шарфик, специально купленный в Гранаде. Но нет, меня зовут не на праздник, а на траур, на праздник и так найдутся желающие. Я стерва?
понедельник, 30 ноября 2009
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
От "Невского экспресса" очень плохо. Во всех отношениях. От самого события - это, наверное, даже и объяснять не надо, но и от некоторых обстоятельств и реакций. Во многих источниках уже прозвучало, что, мол, бомбисты были профессионалами, так всё ловко устроили и рассчитали. И тут же - что-то вроде "вопреки планам террористов, с рельс сошли не все 14 вагонов". Почему же профессионалы не учли, что на огромной скорости даже взорваннный поезд будет вести себя немного иначе? А вот что кажется куда более профессиональным, так это выбор места и времени: читала, что если бы поезд не выбивался из графика на полторы минуты, то неминуемо задел бы встречный 59-й, а также что за полчаса до взрыва по тому же участку проезжал тестируемый пустой "Сапсан", разумеется, вне публично доступного графика. Напоминает вопросы о том, как в российских городах оказались грузовики, набитые взрывчаткой, и как в московский театр прорвалась до зубов вооружённая банда боевиков, и ещё много других вопросов, ответ на которые - "какая-то в державе датской гниль". И что уж говорить об отсутствии аптечек в вагонах поезда, который уже однажды пытались взорвать... Это уже даже не "пока гром не грянет", потому что грянул, и не однажды.
А ещё я сильно задумалась над заявлением Патриарха Кирилла. (Можно почитать здесь: www.patriarchia.ru/db/text/952699.html) Основная мысль - да как они посмели! "Нашему народу брошен вызов. Совершено демонстративное преступление, жертвой которого мог бы стать любой из нас." Да нет, совсем не любой, а только преимущественно русское и платежеспособное население европейской России, курсирующее между Москвой и Питером. На Северном Кавказе, который никогда не переставал быть частью РФ, стреляют и взрывают практически каждый день, и число погибших давно превысило число жертв пятничного теракта. Но это не "любой из нас". Как это по-христиански.
Мне безумно жаль людей и страшно за знакомых и близких. Но я не могу не смотреть на весь контекст, и волосы у меня встают дыбом не от одного этого примера человеческой жестокости.
А ещё я сильно задумалась над заявлением Патриарха Кирилла. (Можно почитать здесь: www.patriarchia.ru/db/text/952699.html) Основная мысль - да как они посмели! "Нашему народу брошен вызов. Совершено демонстративное преступление, жертвой которого мог бы стать любой из нас." Да нет, совсем не любой, а только преимущественно русское и платежеспособное население европейской России, курсирующее между Москвой и Питером. На Северном Кавказе, который никогда не переставал быть частью РФ, стреляют и взрывают практически каждый день, и число погибших давно превысило число жертв пятничного теракта. Но это не "любой из нас". Как это по-христиански.
Мне безумно жаль людей и страшно за знакомых и близких. Но я не могу не смотреть на весь контекст, и волосы у меня встают дыбом не от одного этого примера человеческой жестокости.
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
Почему-то в такое вот чёрное, распоротое дождём утро накатывает ностальгия. По чему? По кровавым рассветам в десять часов утра? По вынужденной близости чужим меховым воротникам и мокрым зонтам в набитом троллейбусе? По стихам, которые в это время года у всех выходили особенно трагическими? По тотальному бесцветью, где единственные яркие пятна - светофоры да памятники архитектуры 18 века, весёлые издалека, если не приглядываться к разводам, потёкам и трещинам на крашеных стенах? По ежегодному мини-апокалипсису, "концу света" во всех смыслах этого слова? По мучительному ожиданию первого снега, как первой любви, не того, который летит, а который ляжет, наконец, и закроет асфальт цвета неба и осветит небо цвета асфальта? Да, наверное, по всему этому, что зовётся в Питере концом ноября.
пятница, 27 ноября 2009
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
Вчера забыла в свой список плюсов включить самый большой: мне всю жизнь везёт на людей. Как-то так получается, что на всех существенных этапах жизни мне встречались чем-то близкие мне люди и что я непонятным образом с большинством из них в той или иной степени сохраняю связь. (Некоторые, кстати, надеюсь, прочитают это и отнесут на свой счёт.))) Не поймите меня неправильно: людей этих очень мало, но они по-настоящему для меня важны, и я не перестаю удивляться, как я, ленивая, безответственная и не всегда приятная в общении, собрала себе такую драгоценную коллекцию, которая, к тому же, продолжает пополняться.
Придя домой вечером, первым делом поздоровалась с вазой. Нет, всё-таки придётся вынести всю мебель из гостиной.
Раздумываю, ревновать мне мужа к подруге или нет. Не очень серьёзно, не пугайтесь, к тому же, я вообще не уверена, что способна ревновать по-настоящему - я столько раз делала это притворно, что, кажется, теперь только так и умею. Я, конечно, знала, что Джону нравятся миниатюрные азиатские девушки, когда просила его поводить Мику по Кембриджу (я вчера работала, а у него четверг выходной), но они как-то уж очень спелись. Ходили в паб, и нашли себе какую-то музыкальную репетицию послушать в одном из колледжей, и пили чай с булочками, и вообще отлично провели время без меня. И к тому же, нашли общий интерес - классическая музыка, и вечером через мою голову слушали и обсуждали какой-то концерт Дворжака.
Сварила глинтвейн (кажется, через меня это культурное нововведение придёт в Японию), испекла кекс, приготовила фаршированные перцы. Больше всего на свете люблю путешествовать, сочинять и готовить для друзей.
Придя домой вечером, первым делом поздоровалась с вазой. Нет, всё-таки придётся вынести всю мебель из гостиной.
Раздумываю, ревновать мне мужа к подруге или нет. Не очень серьёзно, не пугайтесь, к тому же, я вообще не уверена, что способна ревновать по-настоящему - я столько раз делала это притворно, что, кажется, теперь только так и умею. Я, конечно, знала, что Джону нравятся миниатюрные азиатские девушки, когда просила его поводить Мику по Кембриджу (я вчера работала, а у него четверг выходной), но они как-то уж очень спелись. Ходили в паб, и нашли себе какую-то музыкальную репетицию послушать в одном из колледжей, и пили чай с булочками, и вообще отлично провели время без меня. И к тому же, нашли общий интерес - классическая музыка, и вечером через мою голову слушали и обсуждали какой-то концерт Дворжака.
Сварила глинтвейн (кажется, через меня это культурное нововведение придёт в Японию), испекла кекс, приготовила фаршированные перцы. Больше всего на свете люблю путешествовать, сочинять и готовить для друзей.
четверг, 26 ноября 2009
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
Вчера получила первую праздничную открытку. Сезон начался! Открытка в цветочек, как и было обещано. Спасибо, Энеричка!
С Микой разговариваем, как будто расстались вчера в коридоре общежития Колби Колледжа. Отчасти, наверное, потому, что согласились, что для нас обеих это был очень существенный эпизод в жизни (Колби, а не коридор общежития). Она только удивляется моему акценту - голос тот же, а говорит совершенно по-другому - но уверяет, что британский акцент мне идёт больше.
Получила в подарок японскую вазу - вытянутая форма, дерево, сверкающий чёрный лак, золотая (из настоящего сусального золота) стилизованная ветка сосны. В коробке с вазой ещё оказался длинный список красивых иероглифов, которые, по уверениям Мики, перечисляют всех мастеров, которые приложили руку к этому произведению (кто вытачивал, шлифовал, покрывал лаком, рисовал, сушил), а также две длинные чёрные лакированные дощечки, в которых я своим европейским умом никак не признала подставку (дощечки кладутся рядом, но не в банальный прямоугольник, а наискосок). Ваза самодостаточна, как любой японский артефакт. Хочется немедленно выкинуть из дома всю мебель, завесить стены белой бумагой, сесть на пол и созерцать вазу посередине, и, скорее всего, прийти к выводу о собственной полной ненужности в этой композиции.
Умираю - хочу спать (что само по себе, конечно, не очень-то плюс), поэтому развлекаю детей, как могу, лишь бы не учить. Как осчастливить девятиклассниц, с которыми мы заканчиваем тему "одежда и мода": дать по листу бумаги, ножницы, клей и по старому модному (английскому) журналу и велеть найти одну картинку с нарядом, который им нравится, и другую - с ужасным. Вырезать, наклеить, описать, сказать, почему нравится или нет. Урока как не бывало. А двенадцатиклассницы читают рассказ Чехова "Радость" - это в тему о СМИ и современных коммуникационных технологиях.
До каникул осталось ровно три недели.
Хочу домой, к вазе. И варить глинтвейн. А лазанью ещё вкусно делать с луком-пореем и шампиньонами, в томатном соусе с орегано и тимьяном и с моццареллой.
С Микой разговариваем, как будто расстались вчера в коридоре общежития Колби Колледжа. Отчасти, наверное, потому, что согласились, что для нас обеих это был очень существенный эпизод в жизни (Колби, а не коридор общежития). Она только удивляется моему акценту - голос тот же, а говорит совершенно по-другому - но уверяет, что британский акцент мне идёт больше.
Получила в подарок японскую вазу - вытянутая форма, дерево, сверкающий чёрный лак, золотая (из настоящего сусального золота) стилизованная ветка сосны. В коробке с вазой ещё оказался длинный список красивых иероглифов, которые, по уверениям Мики, перечисляют всех мастеров, которые приложили руку к этому произведению (кто вытачивал, шлифовал, покрывал лаком, рисовал, сушил), а также две длинные чёрные лакированные дощечки, в которых я своим европейским умом никак не признала подставку (дощечки кладутся рядом, но не в банальный прямоугольник, а наискосок). Ваза самодостаточна, как любой японский артефакт. Хочется немедленно выкинуть из дома всю мебель, завесить стены белой бумагой, сесть на пол и созерцать вазу посередине, и, скорее всего, прийти к выводу о собственной полной ненужности в этой композиции.
Умираю - хочу спать (что само по себе, конечно, не очень-то плюс), поэтому развлекаю детей, как могу, лишь бы не учить. Как осчастливить девятиклассниц, с которыми мы заканчиваем тему "одежда и мода": дать по листу бумаги, ножницы, клей и по старому модному (английскому) журналу и велеть найти одну картинку с нарядом, который им нравится, и другую - с ужасным. Вырезать, наклеить, описать, сказать, почему нравится или нет. Урока как не бывало. А двенадцатиклассницы читают рассказ Чехова "Радость" - это в тему о СМИ и современных коммуникационных технологиях.
До каникул осталось ровно три недели.
Хочу домой, к вазе. И варить глинтвейн. А лазанью ещё вкусно делать с луком-пореем и шампиньонами, в томатном соусе с орегано и тимьяном и с моццареллой.
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
Запоздало - но не совсем, потому что у меня ещё твой день рождения ))) Будь собой - это очень, очень тебе идёт!
среда, 25 ноября 2009
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
Очень-очень странно думать о предстоящей встрече. С Микой я познакомилась в Америке, когда после четвёртого курса поехала в маленький колледж в штате Мэн ассистентом по русскому языку. Дружила с ней почти год, ближе, чем с кем бы то ни было из своей безумно интернациональной компании знакомых (американцев был минимум, зато были японцы, испанцы, болгары, украинцы, немка, таиландец, пакистанец и парень из Зимбабве). Мы жили в одном общежитии, сидели по вечерам допоздна то в её, то в моей комнатке, ходили вместе обедать в столовую, праздновали мой день рождения в ресторане, показывали друг другу фотографии из разных поездок (мы всё время куда-то разбредались на каникулы и уикэнды), делились подробностями личной жизни (это, правда, было исключительно с моей стороны - Мика человек серьёзный и застенчивый и думала об учёбе, а не вертела хвостом) и под конец учебного года съездили на Нианарский водопад. А потом я вернулась в Питер, Мика осталась в Америке ещё на два года и после этого тоже вернулась домой, а от Питера до Японии, сами понимаете, далековато, да и от Англии тоже. Так что наше общение свелось к редким письмам в интернете, просто сводки новостей, никаких рассуждений, и новогодним открыткам, которые и ко мне, и к ней регулярно доходят с задержкой в несколько месяцев. И получается, что мы до сих пор знаем и помним друг друга такими, какими мы были 12 лет назад, и никак иначе. И от этого у меня ощущение, что я готовлюсь встретиться не только с ней, но в каком-то смысле и с собой, раннедвадцатилетней.
Это был удивительный год в моей жизни, вернее, девять месяцев - с сентября 96-го до мая 97-го. Я впервые оказалась совершенно одна, да к тому же, в другой стране, языковой среде и культуре, и впервые начала осознавать себя отдельно от всего (и всех), что окружало меня с детства. Узнавать, что из этого действительно часть меня, а что - просто условный рефлекс; что мне по-настоящему дорого; без чего я не могу жить; что меня всерьёз интересует; какая я вообще с людьми, которые ничего обо мне знают. По-английски это красиво называется a journey of self-discovery, по-русски, наверное, что-то вроде "пути к себе".
А ещё я многому научилась. Меньше бояться, пробовать новое, не хвататься за старое, как за спасительную соломинку, говорить с американским акцентом (прошло только после знакомства с Джоном), доверять своему чутью, есть омаров, преподавать русский, пользоваться компьютером и интернетом, разбираться в мифологии, писать стихи по-английски, фотографировать всё подряд, делать линогравюры (уже забыла, конечно), рисовать, переживать сердечные драмы, переплавляя их в художественные тексты, вырезать тыквы на Хэллоуин, ориентироваться, быть самодостаточной, использовать чужой язык как маску уверенности, свободно читать по-английски как художественную, так и научную литературу, правильно писать эссе, красить волосы, с упоением исследовать чужие города, без истерики оценивать свои слабости и неудачи, не всегда заморачиваться тем, как я выгляжу... короче, жить так, как я во многом живу сейчас. Конечно, минус омары, гравюры и акцент, ну и со слабостями не всегда выходит. Интересно, что бы из меня выросло, не случись со мной этого года в Новой Англии.
Это был удивительный год в моей жизни, вернее, девять месяцев - с сентября 96-го до мая 97-го. Я впервые оказалась совершенно одна, да к тому же, в другой стране, языковой среде и культуре, и впервые начала осознавать себя отдельно от всего (и всех), что окружало меня с детства. Узнавать, что из этого действительно часть меня, а что - просто условный рефлекс; что мне по-настоящему дорого; без чего я не могу жить; что меня всерьёз интересует; какая я вообще с людьми, которые ничего обо мне знают. По-английски это красиво называется a journey of self-discovery, по-русски, наверное, что-то вроде "пути к себе".
А ещё я многому научилась. Меньше бояться, пробовать новое, не хвататься за старое, как за спасительную соломинку, говорить с американским акцентом (прошло только после знакомства с Джоном), доверять своему чутью, есть омаров, преподавать русский, пользоваться компьютером и интернетом, разбираться в мифологии, писать стихи по-английски, фотографировать всё подряд, делать линогравюры (уже забыла, конечно), рисовать, переживать сердечные драмы, переплавляя их в художественные тексты, вырезать тыквы на Хэллоуин, ориентироваться, быть самодостаточной, использовать чужой язык как маску уверенности, свободно читать по-английски как художественную, так и научную литературу, правильно писать эссе, красить волосы, с упоением исследовать чужие города, без истерики оценивать свои слабости и неудачи, не всегда заморачиваться тем, как я выгляжу... короче, жить так, как я во многом живу сейчас. Конечно, минус омары, гравюры и акцент, ну и со слабостями не всегда выходит. Интересно, что бы из меня выросло, не случись со мной этого года в Новой Англии.
вторник, 24 ноября 2009
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
Ну почему нельзя было этот семинар в Лондоне устроить в пятницу? Вчера ехала домой на поезде (после эля и шоколада с Викки) с отчётливым ощущением уикэнда. Дома не смогла устоять, полезла в сеть, легла не слишком поздно, но и не рано, а сегодня утром кошка в пять утра разбудила мужа, потому что решила встать, пойти на кухню и погрызть там спагетти, муж ненарочно разбудил меня, и теперь я сплю на ходу.
А спать нельзя, потому что семь уроков почти подряд, а потом хотелось бы привести дом в порядок - гостей приглашать полезно, но чтобы польза была, надо приложить усилия. Зато у нас в ванной новая занавеска и сегодня будет новый коврик - как всегда, какая-нибудь незначительная деталь вдруг начинает казаться мне основополагающей и остро требующей замены.
А ещё я вчера передала с Викки посылку в Питер, потому что не хочу, чтобы ею (посылкой) полакомилась российская почта, и теперь мы с Некошкой радуемся, насколько всё вышло по-шпионски: я встречаюсь с Викки в Лондоне, чтобы она встретилась с Некошкой в Хельсинки.
А спать нельзя, потому что семь уроков почти подряд, а потом хотелось бы привести дом в порядок - гостей приглашать полезно, но чтобы польза была, надо приложить усилия. Зато у нас в ванной новая занавеска и сегодня будет новый коврик - как всегда, какая-нибудь незначительная деталь вдруг начинает казаться мне основополагающей и остро требующей замены.
А ещё я вчера передала с Викки посылку в Питер, потому что не хочу, чтобы ею (посылкой) полакомилась российская почта, и теперь мы с Некошкой радуемся, насколько всё вышло по-шпионски: я встречаюсь с Викки в Лондоне, чтобы она встретилась с Некошкой в Хельсинки.
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
Лестница на станции Ковент-Гарден. 193 ступеньки, винтом уходящие в никуда (или прямиком neverwhere), закручивающаяся вместе с ними стена ар-декошного кафеля, ожидание конца (лестницы или реальности) за каждым поворотом. (Это я поддалась приступу клаустрофобии и не пошла толкаться в страшный железный лифт.)
Осенние платаны. Совсем для меня не родное дерево, но очень мне приглянувшееся. Камуфляжные стволы, колючие шарики-плоды, как ёлочные украшения из коллекции графа Дракулы, причудливые ветви, узорные листья, похожие на кленовые, но очень прочные - кленовый осенний шёлк быстро рвётся и пачкается под ногами, а платановые звёзды лежат подолгу, как вырезанные из жести. И так чётко, не теряя своего жёсткого контура, вырисовываются в воде.
Embankment Gardens, сквозь которые огромные статуи с огромных зданий в стиле ар-деко пытаются разглядеть Темзу. Там далёкое небо еле просвечивает сквозь платаны, и плотность населения памятников почти равна числу обычных, не каменных лондонцев на квадратный метр. И Роберт Бёрнс немного похож на Пушкина, тоже с пером и взглядом ввысь, но на развесистом бронзовом пне.
Паб на углу Стрэнда, старинный, с непременной незапомнившейся исторической или литературной ассоциацией (кто-то тут выпивал с друзьями или кого-то неподалёку убили - два наиболее распространённых в Лондоне варианта), изнутри сплошь обшитый деревянными панелями, с уютными деревянными же нишами, похожими... а впрочем, не похожими ни на что, с зелёными кожаными диванами и поцарапанными столами. Уютными - пока бар не заполняется толпой мужиков в приличных костюмах, но с бритыми головами и феноменальным лондонским акцентом, которые начинают радостно орать друг на друга на кокни, стоя практически плечом к плечу.
Притворяющееся уличным кафе под стеклянной крышей Ковент-Гардена, с которой свисают огромные блестящие снежинки и звёзды, толпа народа, уже начавшего рождественский шоппинг, далёкий голос волынки для туристов, горячий шоколад и ёлка в голубоватых огоньках в перспективе.
Город-решето, полный дыр в неизвестность.
Осенние платаны. Совсем для меня не родное дерево, но очень мне приглянувшееся. Камуфляжные стволы, колючие шарики-плоды, как ёлочные украшения из коллекции графа Дракулы, причудливые ветви, узорные листья, похожие на кленовые, но очень прочные - кленовый осенний шёлк быстро рвётся и пачкается под ногами, а платановые звёзды лежат подолгу, как вырезанные из жести. И так чётко, не теряя своего жёсткого контура, вырисовываются в воде.
Embankment Gardens, сквозь которые огромные статуи с огромных зданий в стиле ар-деко пытаются разглядеть Темзу. Там далёкое небо еле просвечивает сквозь платаны, и плотность населения памятников почти равна числу обычных, не каменных лондонцев на квадратный метр. И Роберт Бёрнс немного похож на Пушкина, тоже с пером и взглядом ввысь, но на развесистом бронзовом пне.
Паб на углу Стрэнда, старинный, с непременной незапомнившейся исторической или литературной ассоциацией (кто-то тут выпивал с друзьями или кого-то неподалёку убили - два наиболее распространённых в Лондоне варианта), изнутри сплошь обшитый деревянными панелями, с уютными деревянными же нишами, похожими... а впрочем, не похожими ни на что, с зелёными кожаными диванами и поцарапанными столами. Уютными - пока бар не заполняется толпой мужиков в приличных костюмах, но с бритыми головами и феноменальным лондонским акцентом, которые начинают радостно орать друг на друга на кокни, стоя практически плечом к плечу.
Притворяющееся уличным кафе под стеклянной крышей Ковент-Гардена, с которой свисают огромные блестящие снежинки и звёзды, толпа народа, уже начавшего рождественский шоппинг, далёкий голос волынки для туристов, горячий шоколад и ёлка в голубоватых огоньках в перспективе.
Город-решето, полный дыр в неизвестность.
понедельник, 23 ноября 2009
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
Если кто тут помнит Синичку, сбежавшую с дайриков, присоединяйтесь к поздравлениям в комментах!
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
воскресенье, 22 ноября 2009
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
Она умерла.
Моя дорогая кастрюля.
(Дорогая сердцу, конечно,
А не кошельку,
Потому что я вечно
На всём экономлю.)
В твоём зелёном
Блестящем боку
Отражались красивые блики.
Ты пропахла
Смесями специй
Карри, тажинов и пловов.
Ты меня выручала,
Когда я лениво кидала
В тебя всё подряд
И ждала, что ты честно
Накормишь меня.
И вот твоя кончена служба -
Ты сожгла мне не первый ужин,
И даже в кемпинг
Я тебя не возьму.
Прощай.
Моя дорогая кастрюля.
(Дорогая сердцу, конечно,
А не кошельку,
Потому что я вечно
На всём экономлю.)
В твоём зелёном
Блестящем боку
Отражались красивые блики.
Ты пропахла
Смесями специй
Карри, тажинов и пловов.
Ты меня выручала,
Когда я лениво кидала
В тебя всё подряд
И ждала, что ты честно
Накормишь меня.
И вот твоя кончена служба -
Ты сожгла мне не первый ужин,
И даже в кемпинг
Я тебя не возьму.
Прощай.
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
"Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы."
Эти строчки всегда казались мне гениальными, но по другой причине. Теперь, особенно на волне вакханалии со свиным гриппом, я сознаю, насколько нам не хватает чумы. До такой степени, что мы с восторгом бросаемся на любую мало-мальски приближённую к ней мелочь и возводим в ранг вселенского бедствия, лишь бы испытать этот адреналиновый подъём, это ощущение избранности - "в такие страшные времена живём!", этот щекочущий ужас, который в обычной жизни еле-еле достигается просмотром фильмов соответствующего жанра, но там всё не то, потому что ты точно знаешь, что зомби не спрыгнут с экрана и поэтому ужас отчасти фиктивный... В нашей относительно сытой и безбедной жизни нам не хватает острых ощущений - мы мало воюем, не охотимся на ведьм и путешествуем чересчур комфортно и безопасно, и поэтому очертя голову хватаемся за любое обещание апокалипсиса. Ну а если оно удачно совмещается с повальным невежеством, то вообще туши свет. И получается, что апокалиптические истерии выгодны всем - и тем, кто их нагнетает (по разным причинам - ради выгоды, славы, повышения тиража или просто манипуляции общественным сознанием), и тем, кто им поддаётся, потому что поддаются уж очень охотно, прямо-таки с вожделением. И правда, есть упоение.
Если я чему-то и научилась за свою жизнь, так это уважать людей, который что-то делают. Не так безупречно, прекрасно и гениально, как это сделала бы я, будь я немного менее ленива, не так склонна к чрезмерному самокопанию и намного более организованна (то есть, будь я не совсем я), но делают, чёрт возьми. Пишут романы, выпускают сборники учебных материалов, наконец, рожают детей. Честное слово, уважаю.
Собрала себе на следующую неделю просто целый винный погреб. Моя японская подруга, которая приезжает в среду, оказывается, никогда не пила глинтвейн и очень жаждет попробовать. Будет ей и глинтвейн, и глинт-сидр - я каждый год так страдаю, что не с кем делить эти сугубо компанейские напитки.
Кошка в самом уютном, "никуда-не уйду-от-вас-весь день" настроении сворачивается в тугую спираль и становится похожа на ископаемого аммонита.
Мне, конечно, приятно, что на дворе почти декабрь, а у меня розовый куст весь в бутонах, но как-то это неправильно.
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы."
Эти строчки всегда казались мне гениальными, но по другой причине. Теперь, особенно на волне вакханалии со свиным гриппом, я сознаю, насколько нам не хватает чумы. До такой степени, что мы с восторгом бросаемся на любую мало-мальски приближённую к ней мелочь и возводим в ранг вселенского бедствия, лишь бы испытать этот адреналиновый подъём, это ощущение избранности - "в такие страшные времена живём!", этот щекочущий ужас, который в обычной жизни еле-еле достигается просмотром фильмов соответствующего жанра, но там всё не то, потому что ты точно знаешь, что зомби не спрыгнут с экрана и поэтому ужас отчасти фиктивный... В нашей относительно сытой и безбедной жизни нам не хватает острых ощущений - мы мало воюем, не охотимся на ведьм и путешествуем чересчур комфортно и безопасно, и поэтому очертя голову хватаемся за любое обещание апокалипсиса. Ну а если оно удачно совмещается с повальным невежеством, то вообще туши свет. И получается, что апокалиптические истерии выгодны всем - и тем, кто их нагнетает (по разным причинам - ради выгоды, славы, повышения тиража или просто манипуляции общественным сознанием), и тем, кто им поддаётся, потому что поддаются уж очень охотно, прямо-таки с вожделением. И правда, есть упоение.
Если я чему-то и научилась за свою жизнь, так это уважать людей, который что-то делают. Не так безупречно, прекрасно и гениально, как это сделала бы я, будь я немного менее ленива, не так склонна к чрезмерному самокопанию и намного более организованна (то есть, будь я не совсем я), но делают, чёрт возьми. Пишут романы, выпускают сборники учебных материалов, наконец, рожают детей. Честное слово, уважаю.
Собрала себе на следующую неделю просто целый винный погреб. Моя японская подруга, которая приезжает в среду, оказывается, никогда не пила глинтвейн и очень жаждет попробовать. Будет ей и глинтвейн, и глинт-сидр - я каждый год так страдаю, что не с кем делить эти сугубо компанейские напитки.
Кошка в самом уютном, "никуда-не уйду-от-вас-весь день" настроении сворачивается в тугую спираль и становится похожа на ископаемого аммонита.
Мне, конечно, приятно, что на дворе почти декабрь, а у меня розовый куст весь в бутонах, но как-то это неправильно.
суббота, 21 ноября 2009
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
Я - месторождение полезных ископаемых. Во мне столько всего зарыто: филантропические порывы, отзывчивость, некоторое количество благородных принципов, немного литературного таланта, организаторские способности, творческая жилка на всё понемногу, неплохой вкус, аналитический склад ума, буйное воображение... Вот бы кто-нибудь занялся постоянной разработкой меня, потому что иначе всё это вылезает на поверхность какими-то кусочками, либо когда взорвётся какой-нибудь внутренний вулкан, либо в результате мелких подвижек земной коры или коры моего головного мозга. А можно было бы наладить крупномасштабную добычу и даже, глядишь, производство чего-нибудь ценного. Это я шла домой, разглядывала новёхонький, кристалльно-чёткий месяц (прямо хоть сразу на рекламу "Новолуния"), отражённый в чёрной реке, и размышляла, крайне довольная сегодняшним днём. В очень ограниченное время я умудрилась сделать кучу дел, чтобы оставить всё в порядке на понедельник, когда я опять свалю в Лондон, и причём не просто сделать для отмазки, а аккуратно и вдохновенно. Как бы мне так всегда, а? А ещё не по мелочи, а пустить эти ресурсы на что-то существенное... Найдите мне геолога.
Пришла довольная домой - и поняла, что так устала за последние четыре недели, что прямо сейчас готова разрыдаться по любому поводу. В Озёрном крае погиб полицейский - его наводнением смыло вместе с мостом, с которого он сгонял людей и машины. По телевизору идёт благотворительный марафон, где разные звёзды валяют дурака ради детского фонда: американская старлетка разом даёт сразу 13000 фунтов, Джон Барроуман из "Торчвуда", по которому сохли миллионы девушек, пока не узнали, что это бесполезно, потому что он гей, поёт что-то рок-н-ролльное в семейных трусах в горошек. Пропустила глупую песенку с мультяшными персонажами, потому что муж разговаривал с мамой и выключил звук у телевизора. Любимая зелёная кастрюля вдруг решила перестать быть антипригарной и стать ну очень сильно пригарной. Горелка, которую я случайно включила на полную мощность вместо того, чтобы выключить, немножко подпалила разделочную доску. Разрыдалась в итоге, когда пожаловалась мужу, что ужин подгорел (я всегда жалуюсь, на всякий случай, сильно преувеличивая), а он заворчал, что ему уже надоело есть чёрное через день. Что жестоко и несправедливо, потому что совсем не через день, хотя, если честно, от готовки я отвлекаюсь нередко.
Правда, телемарафон меня и так пробивает на слёзы. Почему-то от хорошего это бывает не реже, чем от плохого. У нас в колледже опять был пижамный день, и по всей стране опять народ стоит на ушах. чтобы сделать что-нибудь этакое за денежку в детский фонд. Каждый год собирают какие-то запредельные суммы и тратят их на футбольные тренировки для инвалидов по зрению, на оборудование в раковой больнице, на котором дети могут снимать свои собственные мультики, на клуб отдыха для здоровых детей, который ухаживают за братьями и сёстрами-инвалидами. Страшное дело этот загнивающий капитализм. Вот сейчас команда актёров из популярного полицейского телесериала про улицы большого злого Лондона поёт песенку Мэкки-ножа. Следующим номером что-то обещают спеть дикторы из новостей БиБиСи. Надеюсь, что кошка опять останется ночевать - с тёплым моторчиком посреди кровати как-то утешительнее спать.
Пришла довольная домой - и поняла, что так устала за последние четыре недели, что прямо сейчас готова разрыдаться по любому поводу. В Озёрном крае погиб полицейский - его наводнением смыло вместе с мостом, с которого он сгонял людей и машины. По телевизору идёт благотворительный марафон, где разные звёзды валяют дурака ради детского фонда: американская старлетка разом даёт сразу 13000 фунтов, Джон Барроуман из "Торчвуда", по которому сохли миллионы девушек, пока не узнали, что это бесполезно, потому что он гей, поёт что-то рок-н-ролльное в семейных трусах в горошек. Пропустила глупую песенку с мультяшными персонажами, потому что муж разговаривал с мамой и выключил звук у телевизора. Любимая зелёная кастрюля вдруг решила перестать быть антипригарной и стать ну очень сильно пригарной. Горелка, которую я случайно включила на полную мощность вместо того, чтобы выключить, немножко подпалила разделочную доску. Разрыдалась в итоге, когда пожаловалась мужу, что ужин подгорел (я всегда жалуюсь, на всякий случай, сильно преувеличивая), а он заворчал, что ему уже надоело есть чёрное через день. Что жестоко и несправедливо, потому что совсем не через день, хотя, если честно, от готовки я отвлекаюсь нередко.
Правда, телемарафон меня и так пробивает на слёзы. Почему-то от хорошего это бывает не реже, чем от плохого. У нас в колледже опять был пижамный день, и по всей стране опять народ стоит на ушах. чтобы сделать что-нибудь этакое за денежку в детский фонд. Каждый год собирают какие-то запредельные суммы и тратят их на футбольные тренировки для инвалидов по зрению, на оборудование в раковой больнице, на котором дети могут снимать свои собственные мультики, на клуб отдыха для здоровых детей, который ухаживают за братьями и сёстрами-инвалидами. Страшное дело этот загнивающий капитализм. Вот сейчас команда актёров из популярного полицейского телесериала про улицы большого злого Лондона поёт песенку Мэкки-ножа. Следующим номером что-то обещают спеть дикторы из новостей БиБиСи. Надеюсь, что кошка опять останется ночевать - с тёплым моторчиком посреди кровати как-то утешительнее спать.
пятница, 20 ноября 2009
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
Пусть твоё новое гнездо с птенчиками (одним маааленьким и одним побольше) не колышут никакие жизненные ветра!
среда, 18 ноября 2009
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
или
Путешествие в город журчащей воды
Гранада, 25-30 октября 2009 года
Предисловие первое – Как я там оказалась в такой весёлой компании
Предисловие второе – Про Гранаду
моя Гранада
День первый. 25.10.09. Мамин день рождения.
вечер
собор
Биб-Рамбла
апельсины и саламандры
Путешествие в город журчащей воды
Гранада, 25-30 октября 2009 года
Предисловие первое – Как я там оказалась в такой весёлой компании
Предисловие второе – Про Гранаду
моя Гранада
День первый. 25.10.09. Мамин день рождения.
вечер
собор
Биб-Рамбла
апельсины и саламандры
вторник, 17 ноября 2009
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
Голые деревья, до середины ствола обмотанные плющом - как руки в зелёных перчатках без пальцев.
I. This is Not a Game. II. Here and Now, You are Alive.
В лондонском метро главное - помнить, что его план не имеет никакого соотношения с географической реальностью на поверхности. Конечно, может быть, станция Embankment доставит меня ближе всего к цели, но если до неё нужно ехать ещё одну остановку (в сторону), а потом пересаживаться и ехать немного дальше искомой точки, чтобы потом пешком идти в обратном направлении, то куда проще на полпути выйти наружу. К счастью, я теперь знаю центральный Лондон достаточно хорошо, чтобы во мне иногда срабатывали такие маленькие защитные механизмы. Только вот лифт на станции Covent Garden я не люблю. Это единственный, кроме крутой пожарной лестницы, способ выбраться наверх, он огромный, железный, и в него всегда набивается слишком много народу. Хотя в каком-нибудь тексте а-ля Нил Гейман он послужил бы прекрасным переходом между мирами. Выходишь из нормального поезда, садишься в лифт, а наверху, когда раздвигаются двери, оказываешься... кто знает, где. Или наоборот - из сегодняшнего Лондона - вниз в какой-нибудь постапокалиптический или просто параллельный.
Отчасти сегодня произошло нечто похожее - я попала в совершенно рождественский Ковент-Гардент, увешанный лампочками и огромными снежинками. И на обратном пути мной овладело просто катастрофическое желание начать Christmas shopping прямо сейчас. Если учесть, что подарками в Питер я рисковать не хочу и повезу их сама в феврале, подарок свекрови я купила в Гранаде и вообще я никого особенно в праздники не увижу, потому что мы всё время будем в Турции, то желание на поверку оказалось на редкость бессмысленным, но от этого не менее сильным. В итоге я утешилась тем, что купила мужу джемпер, который, конечно, не дожил до Рождества, а был вручён сегодня же вечером, потому что в представлении Джона подобные предметы не классифицируются как правильные подарки.
Попыталась, продолжая зимнюю тему, найти себе новые шерстяные перчатки (вчера выбросила аж две пары, ставшие практически митенками), но безуспешно. Не смейтесь, Перчатки Мечты могут быть так же важны, как Туфли или Платье.
А в Кембридже, в Маркс энд Спенсер на вокзале, можно было бы подумать, что я еду на вечеринку или романтическое свидание, потому что я купила бутылку вина и два букета хризантем, белых, как первый снег, которого у нас не бывает, и лимонно-жёлтых, как осенний свет (девушки в Британии эмансипированные и вполне способны прийти на свидание с вином и цветами). Ан нет, и цветы, и вино я купила себе, но при этом совсем не отношусь к категории Бриджет Джонс. Вот такая я загадочная.
А хризантемы стоит покупать за один только запах, который рождается, когда обрезаешь им стебли и обрываешь лишние листья. Так недолго и уничтожить весь букет ради самого эфемерного наслаждения - ароматом.
Отчасти сегодня произошло нечто похожее - я попала в совершенно рождественский Ковент-Гардент, увешанный лампочками и огромными снежинками. И на обратном пути мной овладело просто катастрофическое желание начать Christmas shopping прямо сейчас. Если учесть, что подарками в Питер я рисковать не хочу и повезу их сама в феврале, подарок свекрови я купила в Гранаде и вообще я никого особенно в праздники не увижу, потому что мы всё время будем в Турции, то желание на поверку оказалось на редкость бессмысленным, но от этого не менее сильным. В итоге я утешилась тем, что купила мужу джемпер, который, конечно, не дожил до Рождества, а был вручён сегодня же вечером, потому что в представлении Джона подобные предметы не классифицируются как правильные подарки.
Попыталась, продолжая зимнюю тему, найти себе новые шерстяные перчатки (вчера выбросила аж две пары, ставшие практически митенками), но безуспешно. Не смейтесь, Перчатки Мечты могут быть так же важны, как Туфли или Платье.
А в Кембридже, в Маркс энд Спенсер на вокзале, можно было бы подумать, что я еду на вечеринку или романтическое свидание, потому что я купила бутылку вина и два букета хризантем, белых, как первый снег, которого у нас не бывает, и лимонно-жёлтых, как осенний свет (девушки в Британии эмансипированные и вполне способны прийти на свидание с вином и цветами). Ан нет, и цветы, и вино я купила себе, но при этом совсем не отношусь к категории Бриджет Джонс. Вот такая я загадочная.
А хризантемы стоит покупать за один только запах, который рождается, когда обрезаешь им стебли и обрываешь лишние листья. Так недолго и уничтожить весь букет ради самого эфемерного наслаждения - ароматом.