От грушевого сидра, похожего (не крепостью) на советский лимонад "Дюшес", немного кружится голова. И воздух вокруг тоже как лимонад, или нет, целая лавка "Вод Лагидзе" - пахнет розами, жимолостью, клубникой. И в голове у меня давно уже живёт картинная сказочка, пахнущая цветами, но вот никак не взяться за неё - вдруг хочется чего-то бешено динамичного, чтобы злодеи и страсти, погони, фантастические изобретения, стилеты и пистолеты. Но такого я, увы, сроду не писала и вряд ли когда-нибудь напишу (то, что я сочиняла в 16 лет, не считается), остаётся только читать, а книжка кончилась ещё на неделе, одарив меня несколькими бессонными ночами и крайне сонными днями. Оч-чень занятный писатель G.W. Dahlquist. "Тёмный том" (The Dark Volume) оказался продолжением "Стеклянных книг пожирателей снов" (The Glass Books of the Dream-Eaters), которые я в своё время купила за название и за прозрачную голубую - "стеклянную" - суперобложку. Автор совершенно очевидно косит под приключенческие романы конца 19 - начала 20 века - даже обложки оформлены в соответствующем стиле - и делает это с восхитительной лёгкостью, нисколько не принимающей себя всерьёз. Получается что-то вроде смеси Жюль Верна с Александром Беляевым, только с явным возрастным цензом лет в 18. Много крови, некоторое количество секса, но всё это не главное, а главное - крышесносная идея, вокруг которой всё вертится (собственно, фантастическое изобретение), и парочка крайне привлекательных персонажей. И любофф - то, чего мне всю жизнь остро не хватало в приключенческих романах. Вторая книжка кончилась обидно - душераздирающим поцелуем и сразу за этим следующей гибелью моего любимого персонажа с изуродованным лицом. К счастью, гибель довольно неубедительна, и, поскольку всю вторую книжку герои то преследовали, то удирали от злодеев, куда более убедительно "убитых" в конце первого тома, есть надежда на воскресение в продолжении, судя по финалу, неизбежном. Не рискую своим англоязычным друзьям это рекомендовать, потому что вещь очень специфичная и должна, наверное, попасть в настроение и в какую-то струю детскости, но мне совершенно сбило крышу и графоманские порывы в непонятном направлении.
А детство как-то всё время поднимает голову. Вот вокруг завспоминали свои старые игрушки, и я тоже побежала. Особенно забавно - о любимых куклах. Самые нежные чувства я питала к немочке с длинными белокурыми волосами, которую меня заставили окрестить Людой в честь подарившей её тёти. Но Людой я её называла совсем немного, потому что бОльшую часть своей кукольной жизни она провела принцессой, похищенной, спасающейся или изгнанной, или в крайнем случае чем-то типа Золушки, а значит, в итоге тоже принцессой. Помню, я очень страдала от отсутствия принца - им, за неимением лучшего, выступал советский Емеля в полосатых штанах. Люде он был совершенно не пара, но что поделаешь - не выпускала советская игрушечная промышленность достойных молодых людей. В отличие от Америки, где детки могли имитировать реальность Кеном и Барби, в СССР секса не было даже у кукол. Люда, на самом деле, была далеко не принцесса - с короткими ногами и глупым лицом, я это сейчас прекрасно вижу. А вот Грушенька хороша и сейчас - цыганочка с головой и руками из чего-то совсем другого, похожего на фарфор, хотя вряд ли, гладкого и легко царапающегося. И одежда на ней была под стать - пышная юбка, шаль с бахромой. Как пришло в голову моему двоюродному дядюшке подарить мне столь нестандартную красавицу, не знаю. Впрочем, в пару ей шёл всё тот же Емеля, да ещё немного позже я - сама! почему? - выпросила у мамы в магазине мальчика-негритёнка. Видите теперь, как глубоко уходят корни моей политкорректности?
Но не менее интересна была нелюбимая кукла. Теперь я знаю, что это был (и есть где-то в недрах шкафов в моей старой квартире) предмет почти антикварный: она была сделана из какого-то раннего пластика, блестящего и хрупкого, волосы у неё были явно из чего-то натурального, стеклянные глаза к моему времени уже не закрывались, красные губки - бантиком, как на старинных открытках, на голове шиньон, а одета она была в розовое кружевное платье поверх нижнего, белого. И почему-то за это антикварное лицо я её невзлюбила и обращалась с ней очень жестоко - кружевное платье отдала принцессе Люде, а бедная Наташа была у меня неизбежно злобной мачехой или ведьмой. Сейчас я бы вернула ей платье и посадила её за стекло или на подушку, на почётное место, но детство всё видит иначе. Уже написала где-то - с возрастом как будто цветные стёклышки постепенно смещаются в голове, как в старом калейдоскопе, и видишь всё по-другому, и каждая картинка безвозвратно пропадает через несколько смещений. Калейдоскоп - вот с чем бы я и сейчас поиграла. У меня был один, где на конце было колёсико из прозрачной пластмассы, наполненное стекляшками, и когда смотришь в дырочку, надо было его крутить, чтобы менялись узоры. Иногда мне кажется, что я до сих пор именно так смотрю на жизнь.