Где-то у Фрая (у кого же ещё?) было, если цитировать очень приблизительно, примерно следующее: новые места любить легко, потому что они ничего от нас не требуют и принимают такими, какие мы есть. Для меня это потрясающе точно. Именно поэтому, мне кажется, я так люблю быть в новом городе одна - да, музеи и архитектура, да, мосты и закаты, но поверх всего этого - ощущение свободы, почти свободы от себя, от своего эмоционального и психилогического багажа. Несколько дней я могу быть кем хочу. И да, я знаю, что от себя не убежишь и рано или поздно эта иллюзия кончится, но на некоторое время получаю невероятный подъём. И это я, как ни странно, не о предстоящей поездке в Гранаду, хотя моё предвкушение её связано с тем же чувством (помимо давнего желания увидеть Альгамбру, порождённого картинкой в учебнике истории класса, наверное, пятого). Я о Кембридже. Об Англии вообще, но особенно об этом городе, в котором мне представился шанс не просто попрыгать несколько дней свободным от привязанностей воздушным шариком, а свить себе новое гнездо. Если, конечно, воздушные шарики вьют гнёзда. И неважно, что собственно в Кембридже я никогда не жила и не живу - всё равно моя новая жизнь наросла именно вокруг него, вокруг так фантастически удачно найденной работы. И неважно, что я приехала не одна, а с мужем, потому что по сравнению с тем, сколько народу и всё того же "багажа" я оставила в Питере, это вполне можно квалифицировать как одиночество.
И вы знаете, иллюзия рассеялась только сейчас. Кембридж принял меня легко и почти равнодушно, распахнув мне свои разноцветные двери и узорчатые ворота, потому что университетский город привычен к мигрантам и кочевникам всех мастей. Он действительно ничего от меня не хотел и ничего мне не навязывал - ни образ жизни, ни вид транспорта, ни компанию людей, предоставляя всё находить и отбирать самой. И мы выбирали: жить в старом доме, ездить на велосипеде, покупать клубнику, спаржу и причудливые тыквы на рынке, не есть мясо, смотреть фильмы в маленьком арт-кинотеатре, за специями ходить в этнические лавочки на Милл-роуд, ни в коем случае не связываться с обширной русской диаспорой... И казалось, что из всего этого, как феникс из пепла, рождаюсь какая-то новая, более свободная и лёгкая я. Но так, конечно, не бывает, и где-то год назад я впервые это ощутила, а сейчас, наконец, поняла.
А к чему был этот пространный монолог? Да всего лишь к тому, что я очень люблю осень в Кембридже несмотря на то, что обычно она - на мой избалованный осенями вкус - недостаточно золотая и яркая. Я приехала сюда первый раз именно в октябре, сначала на интервью и вскоре после того уже на прицельное знакомство с будущей работой. Я помню своё первое впечатление, когда решила потратить остаток дня после интервью на то, чтобы посмотреть город, в который, возможно, иначе не попаду. И помню, как давила тоненький скулёж где-то в глубине души: "Хочуууууу здесь жиииить!" Потому что я увидела стадо велосипедов с опавшими листьям в корзинах у вокзала, ослепительно-разноцветные вишнёвые листья на мелкой брусчатке напротив музея, башенки и шпили в вечернем свете, пламенеющий каштан на фоне пламенеющей готики церкви Кингз-колледжа. Почему-то листья на камнях я запомнила ярче всего.
И в этом году они снова лежат всё там же. И снова где-то на полпути к 31 октября Кембридж выглядит почти нормальным городом, потому что изрядная часть его населения и в жизни одевается так, как будто вечно празднует Хэллоуин. И снова маски ведьм и чертей злобно скалятся в магазинах на идиотски улыбающихся снеговиков и оленей, потому что Рождество у нас начинается ещё раньше Хэллоуина, уже в сентябре. И снова на табличке с названием Bateman Street какой-то остряк заклеил букву "е" в середине. И снова слышишь в автобусе: "Нельсон! Стой! Подожди меня! Не беги!", и тут же видишь Нельсона - лет шести, с белокурыми вихрами и хулиганской мордочкой умного и немного избалованного вниманием кембриджского ребёнка, и думаешь, что в этом городе наверняка ведь его назвали в честь Нельсона Манделы. И снова по тротуарам ездят машины с круглыми вращающимися щётками и сметают листья к обочине, и только по обочинам я и хожу. И осень сидит и болтает ногами на каждом мосту над ленивой Кэм.